Тёмный менестрель

Ох, епт! КИМИ!!! ААА!!! ЗА ШТО!!! Я ж со стула рухнула, просто рыдая)) Как эксперт говорю - однозначно, пошлости дофигища)

Глупость совершила вчера, дошло, что была это глупость только сегодня...

Мой сон... Снова снился Нижний Город... Метро, которого нет... здесь то точно... Так странно... Снится в самых мельчайших деталях а когда просыпаюсь – наваливается отвращение к этой реальности... Потому что там... То ,что снится... Это сложно описать – какое-то судорожное переплетение – сумбура, того, о чем говорит разум и того, о чем подсказывает фантазия или подсознание... Всё начинается обычно... с фильма. Надо же с чего-то начинать! В этот раз это был Человек-Невидимка. Я им и была. Дэрианом Фолксом. В голове у меня была железа, которая вырабатывала амальгаму и стоило моему сердцу забиться быстрее – как она покрывала моё тело зеркальной оболочкой. А потом я становилась невидимой. В фильме катализатором к выработке амальгамы было не повышенное сердцебиение а страх или возбуждение. В моём случае сердце. Амальгама отражала и преломляла свет, так, что видели не сквозь меня ,а вокруг меня. Она покрывала и мои глаза – и я видела весь мир в иной гамме... В белой гамме... Вернее, не видела вообще – всё было белым... Но я чувствовала что происходило вокруг... Во сне я оказалась четвертым ребенком. Не в семье – просто как факт – четвертым. А когда я была среди всего... белого – пропал третий. И так уж случилось, что это я его... забрала. Спрятала. Потому что он был компасом. Я чувствовала его как компас... Кстати, всё было белым не просто так, наверное. Мне всегда кажется, что Ад, если, конечно, таковой существует, именно белый. Почему? Не знаю. Когда компас нашелся – я захотела стать... видимой... Но не могла. Сердце билось и билось... Я просила успокоиться... Я просила его успокоиться, а оно всё никак не могло замедлить свой ход... Потом я сидела перед сенсорным экраном и разговаривала с кем-то, кто считал меня демоном. Да и сам был таким же.. Я просила, чтобы он замолчал. Я прикасалась к нему – и через экран он чувствовал меня... Я усыпила сначала его, а потом своё сердце... Потом я захотела понять – могу ли я покрываться зеркальной амальгамой не вся, а только частично... Решила начать с руки, с правой руки... Амальгама как полотно, холодное и зеркальное, я хотела, чтобы она облила мою руку... А вместо этого рука моя начала скручиваться, от кончиков пальцев будто меня пронзили сильнейшие судороги, но боли не было... Просто начали загибаться, корчиться пальцы, кисть, будто они умирали и смерть заставляла их сворачиваться, засыхать... Мне стало страшно. Я остановилась. И снова я стала Дэрианом Фолксом. Меня кто-то позвал, я встала или встал в дверном проеме, уже наблюдая себя как бы со стороны... Подтянулся на руках зачем-то... Мне сказали, что я должен отправляться в Москву, чтобы найти там Журавлева. Я знал, кто это. Этот человек уже пытался сделать что-то нехорошее. Кажется, я убил его. А теперь дело отца решил продолжить его сын. Тоже Журавлев... Я оказалась в московском метро, уже будучи собой, а не Дэрианом. Я оказалась на станции, которая следующая за Новыми Черемушками. Сейчас посмотрела, это Профсоюзная, но на самом деле это... Это было не московское метро и вообще не Москва, это был... город. Другой город, иной город иного мира. Станция метро была обычной... для тех мест. Платформа слева поезд, который идёт только в одну сторону – вперед... Справа от рельсов – маленькая платформа, с которой отправляется не поезд, а просто какая-то повозка... Я уже писала про неё, она мне уже снилась... Как же хочется туда вернуться... отыскать бы туда... дорогу... дорогу... Потом я выхожу из метро, со станции, кому то звоню, только не могу понять кому... И в следующий миг оказываюсь в странном... трамвае? Со мной был Лутин-старший, отец моего друга. Он говорил кому-то, что вот какой молодец, что решил показать мне трамвай. Я же сказала, что у меня язык бы не повернулся назвать это трамваем... Разве что только то, что он ходил по рельсам... Огромный салон, впереди полукругом кресла, обшитые красным бархатом. Трамвай этот поднимался по дороге, которая выгибалась почти под прямым углом, как – не знаю. Рельсы выходили в сам салон, впереди в полу была узкая щель, в которую они просвечивали. Зачем так – не знаю. Водителя не было – трамвай ехал сам. Мы с Лутиным говорили... О Путине. Только это мне так казалось. На самом деле я понимала, что и Москва – не Москва и Лутин не Лутин, это лишь символы, знакомые и понятные мне... Мы говорили о том, что Путин приехал в Москву и всё как-то само приложилось – а что приложилось – не знаю. Но во сне наверняка знала... Потом я оказалась у какой-то стены, исписанной символами и стихами. Был там и серп и молот и ссылка на сайт... потом я уже дорисовала, что это был сайт 1917 точка орг, но во сне это было что-то... совсем иное... да, иное. А потом я проснулась. Проснулась в четыре утра с лишним, проснулась с ощущением пустоты... Зачем? Зачем просыпаться, если во сне был целый мир... Я тут такую фразу или мысль прочитала, которая и мне часто в голову приходила, только я никак не могла её сформулировать... Звучит она так – любое существо свободно и способно создать свою собственную Вселенную, которая никогда не будет полностью идентична Вселенной другого существа. Так называемая реальность – это консенсус мнений существ из их собственных Вселенных. Может так и есть. А я хочу вернуться в свой сон...

Баян.. Месяц назад фклинике такая тема была. Я так чую, на Ленте её читали

Ипать... Ладно, я тоже о продуктах...

А мы о продуктах? У...

Мой креатив... Не новье, так... просто в тему... Армагеддон Знает кто-то? Нет, не знает Я не знаю, ты не знаешь Ты как снег весною таешь Только сильные спасают Знаньем мудрым, слогом дивным Знают, что ещё случится Знают, кто в окно стучится То ли ветром, то ли ливнем - Кажется, за дверью он Смерть миров, Армагеддон Тьма и свет в борьбе сойдутся И столбом огонь взметнется Смертных смерть рукой коснется Горы в реки окунутся Пеплом мир себя накроет Кровью небо обагрится Кто-то странный дверь откроет Это ад к нему стучится Ад, и с ним явился он – Смерть миров, Армагеддон Нет пути для жалких смертных, Бог с Богами в мир явился Дьявол лавою умылся, Ждёт огонь людей неверных, Двери рая растворились, Ад манит горящей пастью. На судилище явились Те, кто жаждал в жизни счастья Счастья нет, пришел лишь он – Смерть миров, Армагеддон Сколько лет ушло впустую! Мир немало изменился, Новый век в огне родился Бросил Бог искру живую, Всё мечтает он, несчастный Смертным снова дать рожденье Но вселенское смятенье Вмиг смело рукою властной Путь Божественный, опасный К черту жизнь! На смену он - Смерть миров – Армагеддон

Да нет... Всё ок...

Ну тогда он у тебя возьмет... Блин, че я несу)

Да за што сорри то? Каждому своё... Вы тут о шипящих, а я потихоньку кидаю то креативы свои, то классику...

Сам просил!!

Ой меня прет, меня прет, потому что снег идёт, ну а если не идёт, меня тоже прет...

Молоко тебе будет Водкин давать... или не молоко... короче будет давать...

Так!! А ну фсем быстра! Упали атжались, ни хрена се без меня тут развели! А начальство оно всё видит!! Герцог в рабочее время бухает!! Вадим баб навел!! Реверс укуренный в бассейн свалился, а там Герцог пиво охлаждал, чтобы простудиться, заболеть и оплаченный больничный получить! Ласточка залетела!! Опять!! Всё 250 тысяч хочет а их всё равно Реверс умыкнет! Про Ромироса вообще молчу, стока сожрать из НЗ - это уметь надо! Один Раздолбай меня радует, он мне пиво носит в пакетике...

Сижу, прусь) Епт) ВСЁ СМЕШНО!! ААА!! )))))

Да. Я такая.

Мож Матиас любит когда его в жопу имеют, так че теперь его ебать чтоли? Да пошел бы он нахуй... Любит, не любит...

Рей Бредбери Уснувший в Армагеддоне Никто не хочет смерти, никто не ждет ее. Просто что-то срабатывает не так, ракета поворачивается боком, астероид стремительно надвигается, закрываешь руками глаза -- чернота, движение, носовые двигатели неудержимо тянут вперед, отчаянно хочется жить -- и некуда податься. Какое-то мгновение он стоял среди обломков... Мрак. Во мраке неощутимая боль. В боли -- кошмар. Он не потерял сознания. "Твое имя?" - спросили невидимые голоса. "Сейл, - ответил он, крутясь в водовороте тошноты, - Леонард Сейл". -- "Кто ты?" - закричали голоса. "Космонавт!" - крикнул он один в ночи. "Добро пожаловать", - сказали голоса. "Добро... добро...". И замерли. Он поднялся, обломки рухнули к его ногам, как смятая, порванная одежда. Взошло солнце, и наступило утро. Сейл протиснулся сквозь узкое отверстие шлюза и вдохнул воздух. Везет. Просто везет. Воздух пригоден для дыхания. Продуктов хватит на два месяца. Прекрасно, прекрасно! И это тоже! -- Он ткнул пальцем в обломки. -- Чудо из чудес! Радиоаппаратура не пострадала. Он отстучал ключом: "Врезался в астероид 787. Сейл. Пришлите помощь. Сейл. Пришлите помощь". Ответ не заставил себя ждать: "Хелло, Сейл. Говорит Адамс из Марсопорта. Посылаем спасательный корабль "Логарифм". Прибудет на астероид 787 через шесть дней. Держись". Сейл едва не пустился в пляс. До чего все просто. Попал в аварию. Жив. Еда есть. Радировал о помощи. Помощь придет. Ля-ля-ля! Он захлопал в ладоши. Солнце поднялось и стало тепло. Он не ощущал страха смерти. Шесть дней пролетят незаметно. Он будет есть, он будет спать. Он огляделся вокруг. Опасных животных не видно, кислорода достаточно. Чего еще желать? Разве что свинины с бобами. Приятный запах разлился в воздухе. Позавтракав, он выкурил сигарету, глубоко затягиваясь и медленно выпуская дым. Радостно покачал головой. Что за жизнь. Ни царапины. Повезло. Здорово повезло. Он клюнул носом. Спать, подумал он. Неплохая идея. Вздремнуть после еды. Времени сколько угодно. Спокойно. Шесть долгих роскошных дней ничегонеделания и философствования. Спать. Он растянулся на земле, положил голову на руку и закрыл глаза. И в него вошло, им овладело безумие. "Спи, спи, о спи, - говорили голоса. -- А-а, спи, спи". Он открыл глаза. Голоса исчезли. Все было в порядке. Он передернулся, покрепче закрыл глаза и устроился поудобнее. "Ээээээээ", - пели голоса далеко-далеко. "Ааааааах", - пели голоса. "Спи, спи, спи, спи, спи", - пели голоса. "Умри, умри, умри, умри, умри", - пели голоса. "Оооооооо!" - кричали голоса. "Мммммммм", - жужжала в его мозгу пчела. Он сел. Он затряс головой. Он зажал уши руками. Прищурившись, поглядел на разбитый корабль. Твердый металл. Кончиками пальцев нащупал под собой крепкий камень. Увидел на голубом небосводе настоящее солнце, которое дает тепло. "Попробуем уснуть на спине", - подумал он и снова улегся. На запястье тикали часы. В венах пульсировала горячая кровь. "Спи, спи, спи, спи", - пели голоса. "Оооооооох", - пели голоса. "Аааааааах", - пели голоса. "Умри, умри, умри, умри, умри. Спи, спи, умри, спи, умри, спи, умри! Оохх, Аахх, Эээээээ!" Кровь стучала в ушах, словно шум нарастающего ветра. "Мой, мой, - сказал голос. -- Мой, мой, он мой!" "Нет, мой, мой, - сказал другой голос. -- Нет, мой, мой, он мой!" "Нет, наш, наш, - пропели десять голосов. -- Наш, наш, он наш!" Его пальцы скрючились, скулы свело спазмой, веки начали вздрагивать. "Наконец-то, наконец-то, - пел высокий голос. -- Теперь, теперь. Долгое-долгое ожидание. Кончилось, кончилось, - пел высокий голос. -- Кончилось, наконец-то кончилось!" Словно ты в подводном мире. Зеленые песни, зеленые видения, зеленое время. Голоса булькают и тонут в глубинах морского прилива. Где-то вдалеке хоры выводят неразборчивую песнь. Леонард Сейл начал метаться в агонии. "Мой, мой", - кричал громкий голос. "Мой, мой", - визжал другой. "Наш, наш", - визжал хор. Грохот металла, звон мечей, стычка, битва, борьба, война. Все взрывается, его мозг разбрызгивается на тысячи капель. "Эээээээ!" Он вскочил на ноги с пронзительным воплем. В глазах у него все расплавилось и поплыло. Раздался голос: "Я Тилле из Раталара. Гордый Тилле, Тилле Кровавого Могильного Холма и Барабана Смерти. Тилле из Раталара, Убийца Людей". Потом другой: "Я Иорр из Вендилло, Мудрый Иорр, Истребитель Неверных!" "А мы воины, - пел хор, - мы сталь, мы воины, мы красная кровь, что течет, красная кровь, что бежит, красная кровь, что дымится на солнце". Леонард Сейл шатался, будто под тяжким грузом. "Убирайтесь! -- кричал он. -- Оставьте меня, ради Бога, оставьте меня!" "Иииииии", - визжал высокий звук, словно металл по металлу. Молчание. Он стоял, обливаясь потом. Его била такая сильная дрожь, что он с трудом держался на ногах. Сошел с ума, подумал он. Совершенно спятил. Буйное помешательство. Сумасшествие. Он разорвал мешок с продовольствием и достал химический пакет. Через мгновение был готов горячий кофе. Он захлебывался им, ручейки текли по небу. Его бил озноб. Он хватал воздух большими глотками. Будем рассуждать логично, сказал он себе, тяжело опустившись на землю; кофе обжег ему язык. Никаких признаков сумасшествия в его семье за последние двести лет не было. Все здоровы, вполне уравновешенны. И теперь никаких поводов для безумия. Шок? Глупости. Никакого шока. Меня спасут через шесть дней. Какой может быть шок, раз нет опасности? Обычный астероид. Место самое-самое обыкновенное. Никаких поводов для безумия нет. Я здоров. "Ии?" - крикнул в нем тоненький металлический голосок. Эхо. Замирающее эхо. "Да! -- закричал он, стукнув кулаком о кулак. -- Я здоров!" "Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха". Где-то заухал смех. Он обернулся. "Заткнись, ты!" - взревел он. "Мы ничего не говорили", - сказали горы. "Мы ничего не говорили", - сказало небо. "Мы ничего не говорили", - сказали обломки. "Ну, ну, хорошо, - сказал он неуверенно. -- Понимаю, что не вы". Все шло как положено. Камешки постепенно накалялись. Небо было большое и синее. Он поглядел на свои пальцы и увидел, как солнце горит в каждом черном волоске. Он поглядел на свои башмаки, покрытые пылью, и внезапно почувствовал себя очень счастливым оттого, что принял решение. Я не буду спать, подумал он. Раз у меня кошмары, зачем спать? Вот и выход. Он составил распорядок дня. С девяти утра (а сейчас было именно девять) до двенадцати он будет изучать и осматривать астероид, а потом желтым карандашом писать в блокноте обо всем, что увидит. После этого он откроет банку сардин и съест немного консервированного хлеба с толстым слоем масла. С половины первого до четырех прочтет девять глав из "Войны и мира". Он вытащил книгу из-под обломков и положил ее так, чтобы она была под рукой. У него есть еще книжка стихов Т.С. Элиота. Это чудесно. Ужин -- в полшестого, а потом от шести до десяти он будет слушать радиопередачи с Земли -- комиков с их плоскими шутками, и безголосого певца, и выпуски последних новостей, а в полночь передача завершится гимном Объединенных Наций. А потом? Ему стало нехорошо. До рассвета я буду играть в солитер, подумал он. Сяду и стану пить горячий черный кофе и играть в солитер без жульничества, до самого рассвета. "Хо-хо", - подумал он. "Ты что-то сказал?" - спросил он себя. "Я сказал: "Хо-хо", - ответил он. -- Рано или поздно ты должен будешь уснуть". "У меня сна -- ни в одном глазу", - сказал он. "Лжец", - парировал он, наслаждаясь разговором с самим собой. "Я себя прекрасно чувствую", - сказал он. "Лицемер", - возразил он сам себе. "Я не боюсь ночи, сна и вообще ничего не боюсь", - сказал он. "Очень забавно", - сказал он. Он почувствовал себя плохо. Ему захотелось спать. И чем больше он боялся уснуть, тем больше хотел лечь, закрыть глаза и свернуться в клубочек. "Со всеми удобствами?" - спросил его иронический собеседник. "Вот сейчас я пойду погулять и осмотрю скалы и геологические обнажения и буду думать о том, как хорошо быть живым", - сказал он. "О Господи! -- вскричал собеседник. -- Тоже мне Уильям Сароян!" Все так и будет, подумал он, может быть, один день, может быть, одну ночь, а как насчет следующей ночи и следующей? Сможешь ты бодрствовать все это время, все шесть ночей? Пока не придет спасательный корабль? Хватит у тебя пороху, хватит у тебя силы? Ответа не было. Чего ты боишься? Я не знаю. Этих голосов. Этих звуков. Но ведь они не могут повредить тебе, не так ли? Могут. Когда-нибудь с ними придется столкнуться... А нужно ли? Возьми себя в руки, старина. Стисни зубы, и вся эта чертовщина сгинет. Он сидел на жесткой земле и чувствовал себя так, словно плакал навзрыд. Он чувствовал себя так, как если бы жизнь была кончена и он вступал в новый и неизведанный мир. Это было как в теплый, солнечный, но обманчивый день, когда чувствуешь себя хорошо, - в такой день можно или ловить рыбу, или рвать цветы, или целовать женщину, или еще что-нибудь делать. Но что ждет тебя в разгар чудесного дня? Смерть. Ну, вряд ли это. Смерть, настаивал он. Он лег и закрыл глаза. Он устал от этой путаницы. Отлично, подумал он, если ты смерть, приди и забери меня. Я хочу понять, что означает эта дьявольская чепуха. И смерть пришла. "Эээээээ", - сказал голос. "Да, я это понимаю, - сказал Леонард Сейл. -- Ну, а что еще?" "Ааааааах", - произнес голос. "И это я понимаю", - раздраженно ответил Леонард Сейл. Он похолодел. Его рот исказила дикая гримаса. "Я -- Тилле из Раталара, Убийца Людей". "Я -- Иорр из Вендилло, Истребитель Неверных". "Что это за планета?" - спросил Леонард Сейл, пытаясь побороть страх. "Когда-то она была могучей", - ответил Тилле из Раталара. "Когда-то место битв", - ответил Иорр из Вендилло. "Теперь мертвая", - сказал Тилле. "Теперь безмолвная", - сказал Иорр. "Но вот пришел ты", - сказал Тилле. "Чтобы снова дать нам жизнь", - сказал Иорр. "Вы умерли, - сказал Леонард Сейл, весь корчащаяся плоть. -- Вы ничто, вы просто ветер". "Мы будем жить с твоей помощью". "И сражаться благодаря тебе". "Так вот в чем дело, - подумал Леонард Сейл. -- Я должен стать полем боя, так?.. А вы - друзья?" "Враги!" - закричал Иорр. "Лютые враги!" - закричал Тилле. Леонард страдальчески улыбнулся. Ему было очень плохо. "Сколько же вы ждали?" - спросил он. "А сколько длится время?" "Десять тысяч лет?" "Может быть". "Десять миллионов лет?" "Возможно". "Кто вы? -- спросил он. -- Мысли, духи, призраки?" "Все это и даже больше". "Разумы?" "Вот именно". "Как вам удалось выжить?" "Ээээээээ", - пел хор далеко-далеко. "Аааааааах", - пела другая армия в ожидании битвы. "Когда-то это была плодородная страна, богатая планета. На ней жили два народа, две сильные нации, а во главе их стояли два сильных человека. Я, Иорр, и он, кто зовет себя Тилле. И планета пришла в упадок, и наступило небытие. Народы и армии все слабели и слабели в ходе великой войны, длившейся пять тысяч лет. Мы долго жили и долго любили, пили много, спали много и много сражались. И когда планета умерла, наши тела ссохлись, и только со временем наука помогла нам выжить". "Выжить, - удивился Леонард Сейл. -- Но от вас ничего не осталось". "Наш разум, глупец, наш разум! Чего стоит тело без разума?" "А разум без тела? -- рассмеялся Леонард Сейл. -- Я нашел вас здесь. Признайтесь, это я нашел вас!" "Точно, - сказал резкий голос. -- Одно бесполезно без другого. Но выжить -- это и значит выжить, пусть даже бессознательно. С помощью науки, с помощью чуда разум наших народов выжил". "Только разум -- без чувства, без глаз, без ушей, без осязания, обоняния и прочих ощущений?" "Да, без всего этого. Мы были просто нереальностью, паром. Долгое время. До сегодняшнего дня". "А теперь появился я", - подумал Леонард Сейл. "Ты пришел, - сказал голос, - чтобы дать нашему уму физическую оболочку. Дать нам наше желанное тело". "Ведь я только один", - подумал Сейл. "И тем не менее ты нам нужен". "Но я -- личность. Я возмущен вашим вторжением". "Он возмущен нашим вторжением. Ты слышал его Иорр? Он возмущен!" "Как будто он имеет право возмущаться!" "Осторожнее, - предупредил Сейл. -- Я моргну глазом, и вы пропадете, призраки! Я пробужусь и сотру вас в порошок!" "Но когда-нибудь тебе придется снова уснуть! -- закричал Иорр. -- И когда это произойдет, мы будем здесь, ждать, ждать, ждать. Тебя". "Чего вы хотите?" "Плотности. Массы. Снова ощущений". "Но ведь моего тела не хватает на вас обоих". "Мы будем сражаться друг с другом". Раскаленный обруч сдавил его голову. Будто в мозг между двумя полушариями вгоняли гвоздь. Теперь все стало до ужаса ясным. Страшно, блистательно ясным. Он был их вселенной. Мир его мыслей, его мозг, его череп поделен на два лагеря, один -- Иорра, другой -- Тилле. Они используют его! Взвились знамена под рдеющим небом его мозга. В бронзовых щитах блеснуло солнце. Двинулись серые звери и понеслись в сверкающих волнах плюмажей, труб и мечей. "Эээээээ!" Стремительный натиск. "Ааааааах!" Рев. "Наууууу!" Вихрь. "Мммммммммммммм..." Десять тысяч человек столкнулись на маленькой невидимой площадке. Десять тысяч человек понеслись по блестящей внутренней поверхности глазного яблока. Десять тысяч копий засвистели между костями его черепа. Выпалили десять тысяч изукрашенных орудий. Десять тысяч голосов запели в его ушах. Теперь его тело было расколото и растянуто, оно тряслось и вертелось, оно визжало и корчилось, черепные кости вот-вот разлетятся на куски. Бормотание, вопли, как будто через равнины разума и континент костного мозга, через лощины вен, по холмам артерий, через реки меланхолии идет армия за армией, одна армия, две армии, мечи сверкают на солнце, скрещиваясь друг с другом, пятьдесят тысяч умов, нуждающихся в нем, использующих его, хватают, скребут, режут. Через миг - страшное столкновение, одна армия на другую, бросок, кровь, грохот, неистовство, смерть, безумство! Как цимбалы звенят столкнувшиеся армии! Охваченный бредом, он вскочил на ноги и понесся в пустыню. Он бежал и бежал и не мог остановиться. Он сел и зарыдал. Он рыдал до тех пор, пока не заболели легкие. Он рыдал безутешно и долго. Слезы сбегали по его щекам и капали на растопыренные дрожащие пальцы. "Боже, Боже, помоги мне, о Боже, помоги мне", - повторял он. Все снова было в порядке. Было четыре часа пополудни. Солнце палило скалы. Через некоторое время он приготовил и съел бисквиты с клубничным джемом. Потом, как в забытьи, стараясь не думать, вытер запачканные руки о рубашку. По крайней мере, я знаю, с кем имею дело, подумал он. О Господи, что за мир! Каким простодушным он кажется на первый взгляд, и какой он чудовищный на самом деле! Хорошо, что никто до сих пор его не посещал. А может, кто-то здесь был? Он покачал головой, полной боли. Им можно только посочувствовать, тем, кто разбился здесь раньше, если только они действительно были. Теплое солнце, крепкие скалы, и никаких признаков враждебности. Прекрасный мир. До тех пор, пока не закроешь глаза и не забудешься. А потом ночь, и голоса, и безумие, и смерть на неслышных ногах. "Однако я уже вполне в норме, - сказал он гордо. -- Вот посмотри", и вытянул руку. Подчиненная величайшему усилию воли, она больше не дрожала. "Я тебе покажу, кто здесь правитель, черт возьми, - погрозил он безвинному небу. -- Это я". -- И постучал себя кулаком в грудь. Подумать только, что мысль может прожить так долго! Наверно, миллион лет все эти мысли о смерти, смутах, завоеваниях таились в безвредной на первый взгляд, но ядовитой атмосфере планеты и ждали живого человека, чтобы он стал сосудом для появления их бессмысленной злобы. Теперь, когда он почувствовал себя лучше, все это казалось глупостью. Все, что мне нужно, думал он, это продержаться шесть суток без сна. Тогда они не смогут так мучить меня. Когда я бодрствую, я хозяин положения. Я сильнее, чем эти сумасшедшие военачальники с их идиотскими ордами трубачей и носителей мечей и щитов. "Но выдержу ли я? -- усомнился он. -- Целых шесть ночей? Не спать? Нет, я не буду спать. У меня есть кофе, и таблетки, и книги, и карты. Но я уже сейчас устал, так устал, - думал он. -- Продержусь ли я?" Ну а если нет... Тогда пистолет всегда под рукой. Интересно, куда денутся эти дурацкие монархи, если пустить пулю на помост, где они выступают? На помост, который -- весь их мир. Нет. Ты, Леонард Сейл, слишком маленький помост. А они слишком мелкие актеры. А что, если пустить пулю из-за кулис, разрушив декорации, занавес, зрительный зал? Уничтожить помост, всех, кто неосторожно попадется на пути! Прежде всего снова радировать в Марсопорт. Если найдут возможность прислать спасательный корабль поскорее, может быть, удастся продержаться. Во всяком случае, надо предупредить их, что это за планета; такое невинное с виду место в действительности не что иное, как обиталище кошмаров и дикого бреда. Минуту он стучал ключом, стиснув зубы. Радио безмолвствовало. Оно послало призыв о помощи, приняло ответ и потом умолкло навсегда. "Какая насмешка, - подумал он. -- Остается одно -- составить план". Так он и сделал. Он достал свой желтый карандаш и набросал шестидневный план спасения. "Этой ночью, - писал он, - прочесть еще шесть глав "Войны и мира". В четыре утра выпить горячего черного кофе. В четверть пятого вынуть колоду карт и сыграть десять партий в солитер. Это займет время до половины седьмого, затем еще кофе. В семь послушать первые утренние передачи с Земли, если приемник вообще работает. Работает ли?" Он проверил работу приемника. Тот молчал. "Хорошо, - написал он, от семи до восьми петь все песни, какие знаешь, развлекать самого себя. От восьми до девяти думать об Элен Кинг. Вспомнить Элен. Нет, думать об Элен прямо сейчас". Он подчеркнул это карандашом. Остальные дни были расписаны по минутам. Он проверил медицинскую сумку. Там лежало несколько пакетиков с таблетками, которые помогут не спать. Каждый час по одной таблетке все эти шесть суток. Он почувствовал себя вполне уверенным. "Ваше здоровье, Иорр, Тилле!" Он проглотил одну из возбуждающих таблеток и запил ее глотком обжигающего черного кофе. Итак, одно следовало за другим, был Толстой, был Бальзак, ромовый джин, кофе, таблетки, прогулки, снова Толстой, снова Бальзак, опять ромовый джин, снова солитер. Первый день прошел так же, как второй, а за ним третий. На четвертый день он тихо лежал в тени скалы, считая до тысячи пятерками, потом десятками, только чтобы загрузить чем-нибудь ум и заставить его бодрствовать. Глаза его так устали, что он вынужден был часто промывать их холодной водой. Читать он не мог, голова разламывалась от боли. Он был так изнурен, что уже не мог и двигаться. Лекарства привели его в состояние оцепенения. Он напоминал бодрствующую восковую фигуру. Глаза его остекленели, язык стал похож на заржавленное острие пики, а пальцы словно обросли мехом и ощетинились иглами. Он следил за стрелкой часов. Еще секундой меньше, думал он. Две секунды, три секунды, четыре, пять, десять, тридцать секунд. Целая минута. Теперь уже на целый час меньше осталось ждать. О корабль, поспеши же к назначенной цели! Он тихо засмеялся. А что случится, если он бросит все и уплывет в сон? Спать, спать, быть может, грезить. Весь мир -- помост. Что, если он сдастся в неравной борьбе и падет? "Ииииииии", - высокий, пронзительный, грозный звук разящего металла. Он содрогнулся. Язык шевельнулся в сухом, шершавом рту. Иорр и Тилле снова начнут свои стародавние распри. Леонард Сейл совсем сойдет с ума. И победитель овладеет останками этого безумца -- трясущимся, хохочущим, диким телом -- и пошлет его скитаться по лицу планеты на десять, двадцать лет, а сам надменно расположится в нем и будет творить суд, и отправлять на казнь величественным жестом, и навещать души невидимых танцовщиц. А самого Леонарда Сейла, то, что от него останется, отведут в какую-нибудь потаенную пещеру, где он пробудет двадцать безумных лет, кишащий червями и войнами, насилуемый древними диковинными мыслями. Когда придет спасательный корабль, он не найдет ничего. Сейла спрячет ликующая армия, сидящая в его голове. Спрячет где-нибудь в расщелине, и Сейл станет гнездом, в котором какой-нибудь Иорр будет высиживать свои гнусные планы. Эта мысль едва не убила его. Двадцать лет безумия. Двадцать лет пыток, двадцать лет, заполненных делами, которые ты не хочешь делать. Двадцать лет бушующих войн, двадцать лет тошноты и дрожи. Голова его упала на колени. Веки со скрежетом разомкнулись и с легким шумом закрылись. Барабанная перепонка устало хлопнула. "Спи, спи", - запели слабые голоса. "У меня... у меня есть к вам предложение, - подумал Леонард Сейл. -- Слушайте, ты, Иорр, и ты, Тилле! Иорр, ты, и ты тоже, Тилле! Иорр, ты можешь владеть мной по понедельникам, средам и пятницам. Тилле, ты будешь сменять его по воскресеньям, вторникам и субботам. В четверг я выходной. Согласны?" "Ээээээээ", - пели морские приливы, кипя в его мозгу. "Оооооооох", - мягко-мягко пели отдаленные голоса. "Что вы скажете? Поладим на этом, Иорр, Тилле?" "Нет!" - ответил один голос. "Нет!" - сказал другой. "Жадюги, оба вы жадюги! -- жалобно вскричал Сейл. -- Чума на оба ваших дома!" Он спал. Он был Иорром, и драгоценные кольца сверкали на его руках. Он появился у ракеты и выставил вперед руку, направляя слепые армии. Он был Иорром, древним предводителем воинов, украшенных драгоценными камнями. И он был Тилле, любимцем женщин, убийцей собак! Почти бессознательно его рука потянулась к кобуре у бедра. Спящая рука вытащила пистолет. Рука поднялась, пистолет прицелился. Армии Тилле и Иорра вступили в бой. Пистолет выстрелил. Пуля оцарапала лоб Сейла и разбудила его. Выбравшись из осады, он не спал следующие шесть часов. Теперь он знал, что это безнадежно. Он промыл и перевязал рану. Он пожалел, что не прицелился точнее, тогда все было бы уже кончено. Он взглянул на небо. Еще два дня. Еще два. Торопись, корабль, торопись. Он отупел от бессонницы. Бесполезно. К концу этого срока он уже вовсю бредил. Он поднял пистолет, и положил его, и поднял снова, приложил к голове, нажал было пальцем на спусковой крючок, передумал, снова посмотрел на небо. Наступила ночь. Он попытался читать, но отбросил книгу прочь. Разорвал ее и сжег, просто чтобы чем-нибудь заняться. Как он устал! Через час, решил он. "Если ничего не случиться, я убью себя. Теперь серьезно. На этот раз не струшу". Он приготовил пистолет и положил его на землю рядом с собой. Теперь он был очень спокоен, хотя и ужасно измучен. С этим будет покончено. В небе показалось пламя. Это было так неправдоподобно, что он заплакал. "Ракета", - сказал он, вставая. "Ракета!" - закричал он, протирая глаза, и побежал вперед. Пламя становилось все ярче, росло, опускалось. Он бешено размахивал руками, спеша вперед, бросив пистолет, и припасы, и все. "Вы видите это, Иорр, Тилле! Дикари, чудовища, я вас одолел! Я победил! За мной пришли! Я победил, черт бы вас побрал". Он злорадно усмехнулся, поглядев на скалы, небо, на собственные руки. Ракета села. Леонард Сейл, качаясь, ждал, когда откроется дверь. "Прощай, Иорр, прощай, Тилле!" - ухмыляясь, с горящими глазами, победно закричал он. "Ээээээ", - затих вдалеке рев. "Ааааааах", - угасли голоса. Широко раскрылся шлюзовой люк ракеты. Из него выпрыгнули два человека. - Сейл? -- спросили они. -- Мы -- корабль АСДН номер тринадцать. Перехватили ваш SOS и решили сами вас подобрать. Корабли из Марсопорта придет только послезавтра. Мы бы хотели немного отдохнуть. Неплохо здесь переночевать, потом забрать вас, и отправиться дальше. - Нет, - произнес Сейл, и лицо его исказилось от ужаса. -- Нельзя переночевать... Он не мог говорить. Он упал на землю. - Быстрей, - произнес над ним голос в туманном вихре. -- Дай ему немного жидкой пищи и снотворного. Ему нужны еда и отдых. - Не надо отдыха! -- завопил Сейл. - Бредит, - тихо сказал один из них. - Нельзя спать! -- вопил Сейл. - Тише, тише, - сказал человек нежно. Игла вонзилась в руку Сейла. Сейл колотил руками и ногами. - Не надо спать, поедем! -- страшно кричал он. -- Ну поедем! - Бред, - сказал один. -- Шок. - Не надо снотворного! -- пронзительно кричал Сейл. Снотворное разливалось по его телу. "Эээээээээ", - пели древние ветры. "Аааааааааах", - пели древние моря. - Не надо снотворного, нельзя спать, пожалуйста, не надо, не надо, не надо! -- кричал Сейл, пытаясь подняться. -- Вы... не... знаете!.. - Не волнуйся, старик, ты теперь в безопасности, не о чем беспокоиться. Леонард Сейл спал. Двое стояли над ним. По мере того как они смотрели на него, черты его лица менялись все больше и больше. Он стонал, и плакал, и рычал во сне. Его лицо беспрестанно преображалось. Это было лицо святого, грешника, злого духа, чудовища, мрака, света, одного, множества, армии, пустоты -- всего, всего! Он корчился во сне. - Ээээээээээ! -- взорвался криком его рот. -- Ииииииии! -- визжал он. - Что с ним? -- спросил один из спасителей. - Не знаю. Дать еще снотворного? - Да, еще дозу. Нервы. Ему надо много спать. Они вонзили иглу в его руку. Сейл корчился, плевался и стонал. И вдруг умер. Он лежал, а двое стояли над ним. - Какой ужас! -- сказал один. -- Как ты это объяснишь? - Шок. Бедный малый. Какая жалость. -- Они закрыли ему лицо. -- Ты когда-нибудь видел подобное лицо? - Абсолютно безумное. - Одиночество. Шок. - Да. Боже, что за выражение! Не хотел бы я когда-нибудь еще увидеть такое лицо. - Какая беда, ждал нас, и мы прибыли, а он все равно умер. Они огляделись вокруг. - Что будем делать? Переночуем здесь? - Да. И хорошо бы не в корабле. - Сначала похороним его, конечно. - Само собой. - И будем спать на свежем воздухе, ладно? Хорошо снова поспать на свежем воздухе. После двух недель в этом проклятом корабле. - Давай. Я подыщу для него место. А ты готовь ужин, идет? - Идет. - Хорошо поспим сегодня. - Отлично, отлично. Они выкопали могилу, прочитали молитву. Потом молча выпили по чашке вечернего кофе. Они вдыхали сладкий воздух планеты и смотрели на чудесное небо и яркие и прекрасные звезды. - Какая ночь! -- сказали они, укладываясь. - Приятных сновидений, - сказал один, поворачиваясь. И другой ответил: - Приятных сновидений. Они заснули.

Фигасе ветрюга, по-моему так жара вообще!

Ох, епт... Питон, ты б мне лучше про Гугл не говорил... я задала в поисковике оный термин)) Сижу, плачу... Там и рассказ об отважном вафлере... в стихах... и словарь синонимов слова... ААА!!! Ужоснах, низя стока пошлости читать неокрепшему сознанию))

Разговор вышел на профессиональный уровень... А по поводу никто не узнает... Есть такой очень тупой фильм, Конец Света со Шварцнеггером, там существо, олицетворяющее собою то ли Антихриста то ли ещё кого в самом конце, соблазняя Арнольда говорит - да какая разница кто победит для мира - это же просто смена администрации...

А если не секрет - то какова история происхождения этого слова?

ForumOne - идеальный форум > Клубы по интересам > Пестики - тычинки http://www.all-forums.ru/images/misc/navbits_finallink.gif Курилка То есть курим пестики - тычинки?

Гы. Вчера в шесть утра в Кафемаксе столкнулась с той же самой проблемой... Причем мне так и не объяснили с какого хера там такое... Почта работает, а сам яндекс - хера лысого. 2Питон - вот ты часто употребляешь термин "вафлёр" в различных вариациях - это чего такое значит?

Потому что Матиас у нас убеждённый девственник, прям как я. Отсюда и ассоциации...